Офицеры первой мировой войны список. Русские офицеры первой мировой войны

Имя Александра Тодорского было постоянно на слуху у весьегонцев в 20-е и 30-е годы XX. Еще бы! Уже в самом начале 1919 г. его книга «Год - с винтовкой и плугом» получила отзыв вождя пролетариата В.И. Ленина, который и позже не раз ее вспоминал и цитировал.

Для знакомства с автором книги вождь даже послал в глухой Весьегонск чрезвычайно известного тогда поэта Демьяна Бедного. Позднее, пройдя с боями Гражданскую войну в Царицине, на Кавказе, в Средней Азии, Александр Тодорский был уже легендарным красным командиром, занимавшим самые высокие должности в РККА.

В сороковые и пятидесятые годы имя его исчезло с передовиц газет не только потому, что шла Великая Отечественная Война, но из-за того, что он отбывал в период с 1938 по 1954 гг. срок - как политический преступник и враг народа в лагерях республики Коми, видимо, по делу Тухачевского. Уже по тому немногому, что сказано, можно понять, что судьба А.И. Тодорского была необычной. О нем и сейчас можно найти немало информации на разных сайтах в интернете.

Основательные сведения о его жизни и деятельности имеются в книге «Александр Тодорский», которая является собранием воспоминаний в основном его военных соратников по Гражданской войне. Собрал эту книгу Анатолий Иванович Тодорский, самый младший брат Александра. Эта книга есть и в библиотеке г. Весьегонска.

Сам Александр Тодорский также написал пять или более книг и, как до заключения, так и после освобождения, часто печатал свои публицистические статьи в центральных газетах и журналах. Он первый в 60-тых годах написал и опубликовал книгу о маршале Тухачевском, с которым вместе воевал в 20-е годы за установление советской власти в Средней Азии. Помимо событийной канвы из книг самого А.И. Тодорского ярко и четко выступает человек со своей мотивировкой действий, убеждениями и представлениями о правоте своих или чужих поступков.

Александр Тодорский был первенцем в семье сельского священника Ивана Феодосьевича Тодорского, служившего в д. Тухани, а потом в д. Деледино Весьегонского уезда. После окончания трех классов сельской школы Александр поступил в духовную школу в Красном Холме, а затем в Тверскую духовную семинарию. Примерно в 1911 г. он, к большому огорчению родителей, оставил учение в семинарии и стал зарабатывать на жизнь писцом в Тверском суде, а позднее в петербургском издательстве «Благо».

soloveva_1.jpg

В самом начале Первой Мировой войны он добровольно вступил рядовым в русскую армию. Вскоре по причине нехватки офицеров из-за гибели в первые месяцы войны, командование организовало курсы прапорщиков для наиболее способных и грамотных солдат. После трехмесячного обучения в Ораниенбаумской школе, прапорщик Тодорский стал младшим офицером 24-го Сибирского полка в составе 5-го Сибирского армейского корпуса.

Бои с австро-германскими войсками, в которых участвовал Александр, были тяжелыми, кровопролитными с обеих сторон и велись на территории Польши вблизи Варшавы. Александр был дважды ранен, весной 1916 г. был произведен в подпоручики, месяц спустя в поручики и уже в июне 1917 г. стал штабс-капитаном. За свои военные подвиги он был награжден шестью орденами.

Вышедший из солдат и демократичный капитан Тодорский пользовался уважением солдат и после Октябрьского переворота большевиков, по приказу Военно-революционного комитета корпуса, был назначен его командиром вместо генерал-лейтенента Турбина. Как осуществлялось командование корпусом в условиях развала армии остается неизвестным, хотя дата ликвидации этой военной единицы бывшей русской армии относится к середине марта 1918 г. В начале мая 1918 г. Александр вместе с братом Иваном, воевавшим с ним в одном полку, вернулся в родительский дом в д. Деледино.

В жизни Александра и его братьев Ивана и Виктора наступила новая пора, когда они пошли служить революции в уездном Весьегонске. Александр Тодорский организовал типографию и занялся выпуском газеты «Известия Весьегонского Совета», а позднее газеты «Красный Весьегонск». Кроме того, Александр и Виктор вошли в состав Весьегонского ЧеКа. О делах весьегонской советской власти, в том числе и деятельности уездного ЧеКа, детально рассказал сам А. Тодорский в книге «Год - с винтовкой и плугом».

Помимо организации типографии, сообщений в газетах о событиях в стране, печати новых декретов и указов советской власти, освещения и разъяснения событий в своем районе, братья Тодорские участвуют в арестах контрреволюционных «буржуев». К ним относились прежде всего помещики, офицеры царской армии, священники, сельские интеллигенты (как правило, земские работники) и, нередко, богатые крестьяне - «кулаки».

Весьегонская тюрьма, как пишет в своей книге «Год - с винтовкой и плугом» автор, была переполнена такого рода сидельцами, особенно в августе 1918 года. Именно тогда правительство большевиков объявило по всей стране «красный террор» после убийства кровавого руководителя Петроградской ЧеКа, «товарища» Урицкого и покушения на В.И. Ленина. В Весьегонске чекисты (братья Тодорские) схватили уже немолодого бывшего царского генерала Иванова, но, к счастью, отпустили его и направили руководить Всеобучем.

soloveva_2.jpg

Повезло и схваченному князю Ухтомскому, который приехал из голодного Питера в свое имение в д. Тухани. Ухтомского выручило то, что он был скульптором и его обязали сделать скульптурную голову Карла Маркса к первой годовщине Октябрьской революции. Во всех волостях представители Советской власти организовали собрания ячеек коммунистов с вынесением резолюций, гневно осуждающих убийц и одобряющих политику новой власти. Вот текст из книги «Год - в винтовкой и плугом»: «Претворение в жизнь резолюций и телеграмм прежде всех начала Чрезвычайная комиссия, расстрелявшая двух контрреволюционеров...» Кто были эти несчастные и в чем была их вина, почему их расстреляли без суда и следствия? - далее нигде в книге не говорится. Может быть, их расстреляли для «отчета» - по «статье Красный террор». Вспоминаются строчки из дневника Александра Лютера о ежедневных расстрелах у биржи в Рыбинске.

А вот Анатолий Тодорский, написавший о брате несколько десятилетий спустя, с гордостью пишет: «не случайно в 1918 г. весьегонские обыватели пугали детей фамилией братьев Тодорских». Живший вблизи Красного Холма в это время в своем маленьком имении с женой и сыном профессор-историк Московского Университета Ю. Готье в своем дневнике пишет, как они боятся прихода весьегонских чекистов. Ведь тогда Красный Холм и его окрестности относились к Весьегонскому уезду. И какова же была их радость, когда Краснохолмский район был отделен от Весьегонска. Так что чекисты братья Тодорские действительно наводили ужас на всю округу!

Участвовал Александр вместе с вызванными красноармейцами из Рыбинска в подавлении мятежа крестьян в деревне Чамерово. Правда, это было сделано для изъятия «излишков» у богатых крестьян - «кулаков» и для их передачи сельской бедноте. Пять «зачинщиков» мятежа были схвачены и высланы на расправу в Тверскую ЧеКа.

С исключительной скрупулезностью перечисляет А. Тодорский все реквизированное у богатых крестьян в уезде и собранное в отделе снабжения в Весьегонске: вес муки, крупы, гороха, сахара, соли, льняного семени и других продуктов. Перечислены также табак, деготь, мануфактура, стекло, плуги, конская упряжь, лемеха и многое, многое другое, нажитое крестьянским трудом. Перед перечислением стоит фраза: «Отделом снабжения было получено и частью распределено».

Сразу возникает вопрос - распределено к первой годовщине Октябрьской революции бедноте уезда лишь «частью»? А не прилипло ли многое с этого склада к рукам недобросовестных работников? Ведь сам Александр с начала 19-го года уже работал в Твери редактором газеты «Известия Тверского губернского исполкома». Он - то сам был, вне сомнения, честнейшим человеком, но ведь были и люди, присоединившиеся к этому делу с корыстными намерениями.

soloveva3.jpg

В 1919 г. Александр Тодорский в соавторстве с А.В. Киселевым выпустил книгу «Черные страницы Весьегонской истории», посвященную в основном тяжелому положению народа до революции и беспощадной критике эксплуататоров всех мастей - помещиков, купцов, полицейских, «попов». Немало достается «жалким болтунам» земцам, в частности Ф.И. Родичеву и А.М. Колюбакину. А.М. Колюбакин, памятную доску которому у церкви села Пятницкое Весьегонское землячество вместе с его потомками установило летом 2014 г., погиб уже немолодым во время атаки в январе 1915 г. в Польше. Надо сказать, что в отличие от Александра Тодорского, пламенного глашатая революции, современные исследователи оценивают деятельность земцев Ф. Родичева и А. Колюбакина, как чрезвычайно полезную. Интересно, что материал для книги «Черные страницы …» собирался чисто чекисткими методами - налеты на помещичьи «гнезда», изъятие всех документов и бумаг, и зачастую - арест и препровождение хозяев в весьегонскую тюрьму. Но не будем с «высот» нашего времени судить товарища Тодорского и его методы революционной борьбы - именно так по велению новой Советской власти она велась по всей стране.

В жизни теперь уже большевика и пламенного борца за дело Пролетарской революции начался новый период - Гражданская война с белой армией в Царицине и в прикаспийских степях, подавление мятежа в Дагестане, дашнаков в Армении и басмачей в Средней Азии. К 1924 году Александр Иванович Тодорский один из прославленных камандиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В этом же году он поступает в Военную Академию РККА и вскоре выходит его книга «Красная армия в горах. Действия в Дагестане», где профессионально изложен опыт войны в горных условиях. Действительно, Александр Тодорский был очень одаренным человеком - он проявил себя и как талантливый военачальник, и как яркий революционный публицист, и как очеркист, и документальный писатель.

Немного о личной жизни Александра Ивановича. В 1920 году он женился на 19 - летней Рузе Черняк, присланной в 58 стрелковую бригаду под командованием А.И. Тодорского в качестве начальника политотдела. Известно, что в революцию Рузя вступила сразу после Февральской революции еще шестнадцатилетней, работала в Московском комитете и была последовательной ученицей Розы Землячко. За последней тянется кровавый след тысяч русских офицеров, замученных пытками, застреленных и затопленных живыми в 1920 г. в Крыму. (Можно напомнить недавний фильм Н. Михалкова - «Солнечный удар»). По-видимому, семейная жизнь Александра Ивановича и Рузи Тодорских была счастливой. В 1922 г. Александр и Рузя с маленькой дочкой приехали на несколько дней в Деледино к родителям. И тут Александр поставил перед пожилым отцом-священником вопрос ребром - «его сыновьям - красным командирам, коммунистам не пристало сидеть за одним столом со служителем культа» (цитата из текста Анатолия Ивановича Тодорского, «Слово о старшем брате»). Фактически это был отказ от отца, высказанный и от лица братьев Ивана и Виктора, тоже коммунистов и уже больших советских начальников. Не без горечи читаешь строчки письма сыну старика-священника, прослужившего в церкви около 40 лет: «Болею и очень болею, что между мной, отцом, и вами, моими сыновьями, встала стена. Очень тяжело сознавать, что вы все живы, а видеть вас не могу». Вскоре Иван Феодосьевич сложил сан и стал работать счетоводом в кооперативе. И вот комментарий Анатолия Ивановича Тодорского, написанный несколько десятилетий спустя: «в этом я вижу одну из важных моральных побед Александра».

soloveva4.jpg

Знаменитый военачальник Александр Иванович Тодорский в 30-е годы находился на высоких военных должностях - руководил Военно-Воздушной Академией им. Жуковского, входил в состав Военсовета Красной Армии и занимал другие высокие посты. Но вот настал роковой 37 год - в ОГПУ разбирается дело Тухачевского и целого ряда высоких военных. Черный ворон увозит Рузю Тодорскую - ее обвиняют и в японсом шпионаже, и в заговорах по свержению Советской власти. Приговор - десять лет без права переписки, т.е. расстрел. В середине 1938 г. забирают и А.И. Тодорского. Но его участь была более мягкой - лагерь, из которого он был освобожден в 1954 г. с возвращением всех прав. Совсем не исключено, что на «мягкость» приговора повлиял отзыв Ленина на книгу «Год - с винтовкой и плугом». Вскоре после освобождения из лагеря ему было присвоено звание генерала.

Последнее десятилетие своей жизни Александр Иванович Тодорский провел в очень активной деятельности. Публичные лекции с воспоминаниями о Гражданской войне, многочисленные публикации в газетах и журналах и, наконец, две написанные книги «Большое в малом» по результатам поездки в Весьегонск в 1961 г. и «Маршал Тухачевский». Интересно то, что ни в его публицистике, ни в воспоминаниях его брата Анатолия Ивановича Тодорского нет никаких сведений о годах, проведенных в ГУЛАГЕ. Он остался верен идеалам революции и ее свершениям до конца и, по-видимому, считал свое заключение в лагерь случайной ошибкой. Также относились к этому и многие десятки тысяч узников сталинских лагерей до и после Великой Отечественной Войны. Если это и было заблуждение, то, по крайней мере, оно было спасительной мыслью для несчастных людей, помогавшей многим из них выжить в нечеловеческих условиях.

Не скажу, что мне писалось легко. И не только потому, что у меня много своей научной работы, да и возраст такой, что не на все хватает сил. Дело в том, что мое отношение к трем Александрам оказалось очень различным. Александр Кириллович Соколов - мой родной дядя, и о нем я очень много слышала от его матери Анны Васильевны Соколовой (моя бабушка), от его сестер Ольги Кирилловны Соколовой (моя тетя) и Анны Кирилловны Соловьевой (моя мама). Я видела его и разговаривала с ним незадолго перед его кончиной в 1947 г. В самом начале войны и до середины 1943 г. о дяде Шуре (так мы его звали) ничего не было известно. Мы - трое маленьких девчушек вместе с мамой, к счастью, оказались в начале июня 1941 г. у бабушки в деревне Григорково, куда учительница-мама приехала на каникулы. Военная машина немцев рвалась на Москву через Тверь, а в деревне летом 41-го изредка слышны были глухие разрывы бомб на станции Приворот. Бабушка каждый вечер перед сном долго стояла на коленях и шептала молитвы о спасении сыновей - Шуриньки и Лени (последнего посадили в тюрьму перед войной по политическому делу начальника, у которого он был шофером). Уже в 1956 г. мама по запросу в «органы» узнала, что Алексей Соколов умер от болезни в колымских лагерях.

А вот дядя Шура объявился уже в середине 1943 г. Его сын Игорь, курсант военного училища, написал, что отец воюет на Украинском фронте. Бабушка говорила, что Шуриньку спасла ее молитва и ладанка, зашитая в гимнастерку прапорщика еще летом 1914 г. О том, что Александр Кириллович был в штрафном батальоне и воевал в Сталинграде, мы узнали значительно позднее. Во всяком случае, для всех нас и детей, и взрослых это был свой родной воин, герой, выполнявший свой долг перед Родиной в ее тяжелую годину и защищавший от фашисткого рабства нас и всю страну. О нем я писала по рассказам бабушки, мамы и тети Ольги Кирилловны, стараясь писать только то, что мне достоверно известно.

Александр Иванович Лютер написан мною на основании его дневника. Этот дневник я прочитала очень давно, и он произвел на меня неизгладимое впечатление своей искренностью, своим отношением к тому человеческому озверению, которое существовало в первые годы становления власти большевиков. Об этом много можно найти и в «Окаянных днях» И.А. Бунина, и у Короленко, и у Цветаевой, и у Ремизова, и у многих, многих других, в том числе у русских писателей - эмигрантов первой волны. Я чувствовала в нем такого же интеллигента, какими были мы - студенты - шестидесятники.

Все мы пели дореволюционные студенческие песни, советские песни и песни Ю. Визбора. Я даже завидовала Александру Лютеру, потому что чувствовала, что он был более образованным в его молодые годы, чем я. Например, я нигде не училась музыке, я даже чижик-пыжик не могу «отбить». Хотя во время студенчества, когда я, вечно хотевшая есть, все-таки тратила небольшую часть стипендии на лекции по Западно - Европейскому искусству в Эрмитаже, а в следующий год - на лекции Энтэлиса по классической музыке в Выборгском доме культуры. Знаковые лозунги шестидесятых - знать как можно больше, помимо своей будущей профессии, физики должны быть лириками и наоборот!

Пережив жесточайшую войну и зная о ней не понаслышке, студенческая молодежь, как никогда, впитывала гуманистические идеалы, исключавшие жестокость в личности и в обществе. Хотя они - жестокости, разумеется, присутствовали и там, и там. По всему по этому, Александр Лютер был мне понятен и близок, и я бесконечно жалела о его гибели, как жалела бы о близком человеке.

И вот Александр Тодорский…О нем я знаю больше, чем о других Александрах. Он написал немало сам и о нем написано немало. Да я и сама не раз слышала о нем разговоры между моими родителями и Павлом Кирилловичем Соколовым (мой дядя), который после войны несколько раз приезжал к нам из Красноярска. Павел Кириллович учился в весьегонской средней школе с младшим братом Александра - Анатолием Тодорским и дружил с ним, а уже после смерти Александра Ивановича Тодорского не раз заезжал в Ленинград к Анатолию Ивановичу. И тем не менее - об Александре Ивановиче Тодорском мне писалось очень трудно. Почему? Я сама не могла и не могу до конца объяснить это мое внутреннее сопротивление. Сяду набирать текст на компьютере, уже все прочитала, все перечитала, вроде бы знаю, что и как писать, а команда из мозга в пальцы не поступает.

Говорю себе - пламенный революционер, не изменивший идее революции даже в сталинских лагерях! Да, он принудил своего отца оставить служение в церкви, да, он сажал в ЧеКа невинных людей, в том числе и боевых офицеров Первой Мировой. Если загнанный большевиками в угол Александр Лютер объясняет своей няне близость идеалов христианства и большевизма, при этом ясно видя противоположные формы их проведения в жизнь, то прекрасно знающий христианскую нравственность сын священника Александр Тодорский, отвергает ее полностью.

Удивляло меня и то, что молодой прапорщик Тодорский наверняка знал о гибели штабс-капитана А.М. Колюбакина в январе 1915. Ведь они воевали вблизи Варшавы и возможно в одном Сибирском корпусе. Но с каким презрением пишет А. Тодорский о «никчемных земцах» Ф. Родичеве и А. Колюбакине в книге «Черные дни …». Казалось бы, должна же была сработать в его сознании воинская солидарность! Как бы там ни было, с муками сомнений я написала текст об А. И. Тодорском так, как он у меня получился.

Встречались ли мои герои в жизни? Знали ли друг о друге? Александр Соколов мог знать, а может быть и встречаться с Александром Лютером на Первой Мировой, во время Брусиловского прорыва и при Карпатском отступлении в 1915 г. Знал Александр Соколов и об Александре Тодорском и возможно был знаком с ним. Из Весьегонска Александр Соколов уехал в самом конце апреля 1918 г., а Александр Тодорский появился там в начале мая. Но вполне вероятно, что оба военных встречались и на гражданской войне и в 20-е, 30-е годы на военных совещаниях разного ранга.

А вот два моих «противоположных» Александра - Лютер и Тодорский скорее всего друг о друге ничего не знали. Лютер уехал или ушел из Рыбинска, пробираясь на юг в Добровольческую армию Деникина, видимо, в мае 1918 г. и не участвовал в июльском Ярославском восстании. Александр Тодорский пришел на барже в Рыбинск фактически после поражения восстания. Если бы Александр Лютер участвовал в восстании, он, как и другие 500 офицеров не ушел бы из Ярославля, а сдался бы Комитету австро-немецких военнопленных. Все эти офицеры остались в Ярославле, т.к. там были их семьи. И все они были безжалостно расстреляны большевиками.

Поневоле задумаешься - чем же определяется судьба человека? Расписана ли она где-то на запредельных скрижалях в космосе, или это сложная алгебра земных обстоятельств - эпохи, происхождения человека в определенной среде, сочетания генов, переданных предками. Мой текст тоже не может ответить на этот вопрос. Но, кажется, он не решен и поныне.

Л.В.Соловьева

В начале ХХ века, накануне Первой мировой войны в армиях континентальных европейских государств (без учета флота, а значит и без учета Англии) примерно 70% солдат составляла пехота, 15% - артиллерия, 8% - кавалерия, оставшиеся 7% приходились на авиацию, связь, инженерные и автомобильные войска. Такое же соотношение было и в русской армии.

Основной боевой единицей был полк, и в русской армии он был как одна большая семья. Русские пехотные и кавалерийские полки, кроме номеров, имели названия по городам. Название указывало на место рождения полка или было символическим. Города "шефствовали" над "своими" полками, поддерживали связи, присылали подарки. Казачьи полки назывались по месту формирования, а номер означал очередность призыва.

В полках были очень сильны боевые традиции. Из 350 полков русской пехоты, участвовавших в Великой войне, 140 существовали от 60 до 230 лет, то есть были кадровыми, из них 16 гвардейских полков. Любой офицер и солдат знал историю своей части так детально, будто речь шла о собственных предках. Очень престижными были коллективные отличия, заслуженные полками за подвиги прошлых войн - это могли быть наградные знамена, добавка к названию, серебряные трубы, особые значки или отклонения в форме мундира (например, Апшеронскому полку полагались красные отвороты на сапогах в память о том, что в битве при Кунерсдорфе во время Семилетней войны полк выстоял "по колено в крови").

Памятный знак в честь 200-летия Апшеронского полка
с перечислением сражений, в которых он принимал участие

Очень высоко ставилось понятие офицерской чести. Но и понятию солдатской чести придавалось огромное значение. Устав гласил: "Солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит всякий военный служащий от генерала до последнего рядового".

Важнейшую роль играли унтер-офицеры. Это были профессионалы высочайшего уровня, костяк любого полка, "отцы родные" солдат - их непосредственные учителя и наставники.

Армия воспитывалась в строгой духовности, священник в полку был далеко не последним лицом. При этом допускалась широкая веротерпимость - мусульманам, католикам, лютеранам, даже язычникам из народов Поволжья и Сибири разрешалось отправлять свои обряды, присягу каждый принимал по обычаям своей веры.

Нередко полковые священники непосредственно принимали участие в боевых действиях своих полков, конечно же, не беря в руки оружия, но до конца исполняя свой пастырский долг. Таких примеров великое множество, приведу лишь один, описанный в "Вестнике военного и морского духовенства" №1 за 1915 год :
"О полковом священнике 5-го Финляндского стрелкового полка о. Михаиле Семенове сообщают, что 27 августа в бою при деревне Нерово о. Михаил в епитрахили и имея на груди дароносицу со Святыми Дарами все время находился на передовых позициях под жестоким шрапнельным и ружейным огнем. Здесь он лично перевязывал раненых, отправляя их затем на перевязочный пункт, спокойно напутствовал и причащал тяжелораненых. По окончании боя о. Михаил ночью совершил погребение здесь же на передовых позициях убитых в бою.
17 сентября в бою у д. Орская о. Михаил был контужен, но, несмотря на это, лично вынес из-под огня тяжело раненого и доставил его на перевязочный пункт, где причастил всех раненых, напутствовал умирающих и похоронил убитых.
18 сентября, в 12 часов дня, противник стал сильно теснить левый фланг всего боевого расположения; в час дня батальон одного из полков, расположившийся на крайней левой позиции, не выдержал жестокого шрапнельного огня противника и стал поспешно оставлять позиции, грозя увлечь за собой примыкающие к нему части. Видя серьезность создавшегося положения, о. Михаил, не обращая внимания на непрерывный огонь, надев епитрахиль, бросился вперед и остановил часть отступающих".

В подготовке пехоты важное значение все еще имел штыковой бой, учили ему основательно, существовало настоящее искусство фехтования на штыках. А конницу, соответственно, учили мастерски владеть шашками. С началом войны каждому кавалерийскому и пехотному полку придавалась пулеметная команда (8 пулеметов и 80 человек).

В ходе разрастания Великой войны в первую очередь выбивался цвет кадровой армии. Так, только в гвардейских полках к концу 1914 года выбыло 70% нижних чинов (рядовых и унтер-офицеров) и 27% офицерского состава. А уже на второй год войны кадровый состав русской армии был почти полностью сменен на мобилизованных.

Кадровый офицерский корпус русской армии во время Первой мировой войны нес тяжелейшие потери. В 1914 году офицерами стали 2400 юнкеров и пажей. На выпуске юнкеров в Царском селе император Николай II сказал: "Помните еще, что я вам скажу. Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести и храбрости, но мне еще нужна ваша жизнь, так как напрасная убыль офицерского состава может привести к тяжелым последствиям. Я уверен, что, когда нужно, каждый из вас пожертвует своей жизнью. Но решайтесь на это в крайней необходимости. Иначе, прошу вас - беречь себя".

Николай II проводит смотр юнкеров в Царском селе:

Но как было уберечь себя русским офицерам, когда в Уставе русской армии было написано, что офицер своим примером должен увлечь солдат в атаку. В уставах других армий целесообразности давали предпочтение перед доблестью. Может быть, поэтому за первые два года войны из 46-тысячного офицерского копруса среди офицеров младшего звена мало кто остался в строю.
Уже в 1916 году офицерский корпус состоял на 90% из офицеров запаса или получивших офицерский чин на фронте и подготовленных на скорую руку в юнкерских училищах.

Стоит ли после этого удивляться тому факту, что в Гражданской войне, развернувшейся в России еще в ходе Первой мировой, значительная часть офицеров сознательно выступила на стороне "красных"?

Кстати, нельзя не отметить, что упреки в адрес представителей аристократии по поводу того, что будто бы они отсиживались в тылу в своих дворцах и поместьях, когда простой народ проливал свою кровь, не совсем справедливы.
Так, в Великой войне приняли активное участие даже многие члены императорской фамилии. К примеру, бесстрашно воевал, командуя знаменитой Кавказской "дикой" дивизией, состоящей из горцев, великий князь Михаил Александрович, брат царя Николая II. Пять сыновей великого князя Константина Константиновича Романова воевали на фронтах Великой войны, а один из них - Олег Константинович пал смертью храбрых, сложив свою голову за Отечество.

Продолжение следует...

Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.

По мотивам статьи А.Волынца.

В 1907 году, по статистике, в Русской императорской армии на тысячу новобранцев приходилось 617 неграмотных, в то время как в армии Германского рейха один неграмотный приходился лишь на 3 тысячи призывников. Разница в 1851 раз.
Многомиллионные призывные армии, которые двинутся в многолетний бой в августе 1914 года, требовали не только миллионов рядовых, но и огромное количество офицеров, особенно младших, которые должны были повести за собой солдат.
В Российской Империи, которая за годы Первой мировой призвала в армию свыше 16 миллионов человек, на должности младших командиров по образованию, сравнимому с германским школьным, могло претендовать менее 10% от этой огромной массы.
Боевые потери офицерского корпуса русской армии в 1914-17 годах составили 71 298 человек, из них 94% пришлось на младший офицерской состав - 67 722 погибших. При этом большая часть убитых офицеров (62%) полегла на поле боя в первые полтора года войны. В армии образовался огромный некомплект командиров, особенно младших.
Слабая подготовка солдатской крестьянской массы вынужденно компенсировалась активностью младших офицеров - такая активность под огнем неприятеля естественно влекла повышенные потери среди командиров ротного уровня, а та же низкая грамотность рядовых, в свою очередь, не давала массово производить из них младших офицеров.
К 1 сентября 1915 года, когда завершилось так называемое великое отступление, в ходе которого были оставлены западные губернии России, некомплект офицеров в частях русской армии, по данным генерального штаба, составил 24 461 человек.
В те дни главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Михаил Алексеев в докладе военному министру писал: "Государству надлежит принять самые настойчивые меры к тому, чтобы дать армии непрерывный поток новых офицеров. Уже в настоящее время некомплект офицеров в частях пехоты в среднем превышает 50%".

Отсутствие элементарной грамотности катастрофически сказалось на поле боя. В ходе сражений невиданных ранее масштабов прежде всего массово терялись винтовки, массово гибли солдаты и младшие офицеры.
Но если винтовки еще можно было экстренно купить в Японии или США, а солдат призвать из многочисленных деревень, то офицеров нельзя были ни купить, ни призвать. Поэтому на офицерские должности с началом войны стали назначать кого угодно, лишь бы они обладали достаточным образованием.
Накануне Первой мировой войны самым младшим офицерском званием в Русской императорской армии в мирное время был подпоручик - именно в этом чине поступали на службу большинство выпускников военных училищ.
Однако на случай войны и для офицеров запаса было предусмотрено еще одно воинское звание, занимавшее промежуточное положение между подпоручиком и нижними чинами - прапорщик.
В случае войны это звание могли получать призванные в армию и отличившиеся в боях солдаты со средним и высшим образованием - то есть, окончившие университеты, институты, гимназии и реальные училища.
В 1914 году доля граждан с таким образованием не превышала 2% от всего населения России. Для сравнения, к началу Великой войны только в Германии с населением в 2,5 раза меньшим, чем в Российской империи, число лиц с таким образованием было в 3 раза большим.
К 1 июля 1914 года в запасе Русской императорской армии числилось 20 627 прапорщиков. Теоретически этого должно было хватить, чтобы покрыть открывшиеся с массовой мобилизацией вакансии командиров рот. Однако такое количество никак не компенсировало огромные потери младших офицеров, последовавшие в первые же месяцы войны.

Еще только разрабатывая планы будущих боевых действий, русский Генштаб в марте 1912 года предложил для ускоренной подготовки офицеров во время войны в дополнение с существующим военным училищам создавать специальные школы прапорщиков.
И уже 18 сентября 1914 года было принято решение о создании шести таких школ - четыре были открыты при запасных пехотных бригадах, располагавшихся на окраине Петрограда в Ораниенбауме, и по одной школе - в Москве и Киеве.
Прием в эти школы начался 1 октября 1914 года, и первоначально они рассматривались как временная мера, рассчитанная всего на один выпуск офицеров-прапорщиков.
Однако потери младших командиров на фронте росли и временные школы быстро стали постоянными. Уже в декабре было создано четыре новых школы. Первоначально они именовались "Школами ускоренной подготовки офицеров при запасных пехотных бригадах", а в июне 1915 года их стали именовать "Школами подготовки прапорщиков пехоты".
Именно на 1915 год пришелся в России самый жестокий военный кризис, когда на фронте катастрофически не хватало винтовок, снарядов и младших офицеров. Винтовки тогда массово стали покупать за границей, а прапорщиков готовить в спешно создаваемой сети офицерских школ.
Если к началу 1915 года действовало 10 таких учебных заведений, то к концу года их было уже 32. В начале 1916 года создали еще 4 новых школы.

Всего по состоянию на 1917 год в сухопутных войсках России была создана 41 школа прапорщиков. Наибольшее их количество располагалось в столице и ее окрестностях - четыре в самом Петрограде, четыре в Петергофе и две в Ораниенбауме. Второй по числу школ прапорщиков была Москва, где создали семь таких учебных заведений.
По пять школ прапорщиков действовало в Киеве и Тифлисе (Тбилиси). В Грузии, кстати, оказалось наибольшее число школ из всех национальных окраин - здесь их насчитывалось аж восемь, помимо Тифлиса действовали школы прапорщиков в грузинских городах Гори, Душети и Телави.
По три школы прапорщиков было создано в Иркутске и Саратове, по две в Казани и Омске, по одной - во Владикавказе, Екатеринодаре и Ташкенте.
Массовое создание офицерских школ позволило к началу 1917 года преодолеть дефицит младших командиров на фронте. Если с 1 июля 1914 года по начало 1917-го все военные училища Российской империи выпустили 74 тысячи офицеров, то школы прапорщиков за тот де период подготовили 113 тысяч младших командиров.
Пик выпуска пришелся как раз на 1917 год: с 1 января по 1 ноября военные училища подготовили 28 207 офицеров, а школы прапорщиков - 40230.

Однако, почти четверть миллиона прапорщиков, подготовленных за все годы Первой мировой войны, лишь компенсировали убыль младших офицеров на фронте. Размах и ожесточение боевых действий на почти полутора тысячах километров фронта были таковы, что прапорщик в окопах выживал очень недолго.
По статистике Первой мировой войны, русский прапорщик на передовой в среднем жил 10-15 дней до гибели или ранения. Из порядка 70 тысяч убитых и раненых в 1914-17 годах лиц командного состава русской армии 40 тысяч - это именно прапорщики, на которых приходился самый высокий процент боевых потерь среди офицеров и рядовых.
Школы прапорщиков комплектовались лицами с высшим и средним образованием, гражданскими чиновниками призывного возраста, студентами и, вообще, любыми гражданскими лицами, имевшими образование хотя бы в объеме выше начального училища.
Курс обучения составлял всего 3-4 месяца. Будущим младшим командирам действующей армии преподавали азы военной науки в соответствии с реальным опытом мировой войны: стрелковое дело, тактику, окопное дело, пулеметное дело, топографию, службу связи. Также они изучали воинские уставы, основы армейского законоведения и административного права, проходили строевую и полевую подготовку.

Обычный распорядок дня в школе прапорщиков выглядел следующим образом:

в 6 утра подъем, подававшийся трубачом или горнистом;
с 6 до 7 утра время для приведения себя в порядок, осмотра и утренней молитвы;
в 7 часов утренний чай;
с 8 утра и до 12 дня классные занятия по расписанию;
в 12 часов завтрак;
с 12.30 до 16.30 строевые занятия по расписанию;
в 16.30 обед;
с 17 до 18.30 личное время;
с 18.30 до 20.00 приготовление заданий и прочитанных лекций к следующему дню;
в 20.00 вечерний чай;
в 20.30 вечерняя повестка и перекличка;
в 21.00 вечерняя зоря и отбой.

По воскресеньям и во время православных праздников занятия не проводились, в эти дни юнкера из школ прапорщиков могли получить увольнение в город.

Уровень знаний обучавшихся в школах оценивался не по баллам, а по зачетной системе - удовлетворительно или неудовлетворительно. Выпускные экзамены также не предусматривались. Общий вывод о профессиональной пригодности выпускников делали особые комиссии во главе с начальниками школ.
Окончившие школу прапорщиков по 1-му разряду получали право на этот низший офицерский чин. Выпускники 2-го разряда направлялись в действующую армию в званиях, которые соответствуют нынешним сержантским, и чин прапорщика они получали уже на фронте после 3-4 месяцев успешной службы.
Неудовлетворительно окончившие школы прапорщики относились к 3-й категории выпускников. Они, как не соответствовавшие критериям офицерского звания, направлялись в войска для службы нижними чинами и не могли в дальнейшем поступать в военные учебные заведения.
С февраля 1916 года курсантов в школах прапорщиков переименовали из обучающихся в юнкеров, а в январе 1917 года для них ввели форму одежды военных училищ, до этого будущие прапорщики носили форму пехотных полков.
Также по указу императора Николая Второго для выпускников школ прапорщиков были введены специальные нагрудные значки с целью их объединения "в одну общую семью и для установления наружной корпоративной связи".
Фактически этими мерами царское командование приравняло выпускников школ прапорщиков к юнкерам военных училищ. Однако, в отличие от кадровых офицеров, прапорщики, как офицеры военного времени, имели право служебного роста только до звания капитана (ротмистра в кавалерии), то есть максимум могли дорасти до командира батальона, и по окончании войны при демобилизации армии подлежали увольнению из офицерского корпуса.

В годы Первой мировой войны школы прапорщиков были открыты не только в пехоте, но и в других родах войск. С июня 1915 года действовала Петроградская школа подготовки прапорщиков инженерных войск, в декабре того же года в Екатеринодаре открыли школу прапорщиков для казачьих войск.
Срок обучения в казачьей школе прапорщиков составлял 6 месяцев, в школу зачислялись "природные казаки" из Кубанского, Терского, Донского, Оренбургского, Уральского, Забайкальского, Сибирского, Семиреченского и Уссурийского казачьих войск. В июне 1916 года открылась школа подготовки прапорщиков для производства съемочных работ при военно-топографическом училище в Петрограде.
Особое место занимали военные школы в самом новом роду войск, возникшем только в 20-м веке - в авиации. Уже первый год боевых действий выявил проблему нехватки летного состава.
Поэтому 12 ноября 1915 года военное руководство российской империи разрешило даже частные школы авиации военного времени, в которых летному ремеслу обучались офицеры и рядовые.
Всего в годы Первой мировой войны в России действовало три частных военных школы: Школа Всероссийского Императорского аэроклуба в Петрограде, Школа Московского общества воздухоплавания в Москве и так называемая Школа авиации нового времени, учрежденная при заводе аэропланов в Одессе.
Правда, все авиационные школы царской России - и казенные, и частные - были очень небольшими с количеством курсантов по несколько десятков человек.
Поэтому российское правительство заключило соглашение с Англией и Францией о подготовке в этих странах летчиков, где в годы войны прошли обучение около 250 человек. Всего за годы Первой мировой в России было подготовлено 453 летчика.

Для сравнения, Германия за 1914-18 годы только убитыми потеряла на порядок больше летчиков - 4878. Всего же за годы войны немцы подготовили около 20 тысяч человек летного состава. Россия же, имея к 1914 году самый большой воздушный флот в мире, за годы войны резко отстала в деле развития ВВС от ведущих европейских держав.
Социально-экономическая отсталость России сказывалась на подготовке военных специалистов до конца войны. Например, во всех воюющих державах Западной Европы значительные пополнения младшего офицерского состава давало относительно многочисленное студенчество.
Россия по количеству студентов на душу населения заметно уступала этим странам. Так, в Германском Втором рейхе в 1914 году при населении 68 млн человек было 139 тысяч студентов, в Российской империи, при населении в 178 млн, студентов насчитывалось 123 тысячи.
В ноябре 1914 года, когда немцы на Западе попытались решительным наступлением не допустить образование позиционного фронта, их атакующие дивизии во Фландрии почти на треть состояли из студентов колледжей и университетов Германии.
В России число студентов на душу населения было в 3 раза меньшим, патриотический энтузиазм первых месяцев войны быстро схлынул и до начала 1916 года к обязательному призыву студентов не прибегали.

В связи с катастрофической нехваткой образованных кадров в армии, первый призыв студентов в России был проведен в марте 1916 года.
Под него попадали студенты-первокурсники, достигшие по возрасту 21 года. Царское командование предполагало из всех студентов достаточно быстро сделать офицеров.
Для этого в тылах планировалось создать Подготовительные учебные батальоны, в которых студенты в течении трех месяцев проходили бы первоначальное солдатское обучение, после которого направлялись бы в школы прапорщиков.
Любопытно, что студенты рассматривались армейским командованием как привилегированный слой. Так, в июле 1916 года отдел по устройству и службе войск Генерального штаба отмечал:
"Принимая во внимание, что в подготовительные батальоны будут попадать исключительно воспитанники высших учебных заведений, бoльшая часть коих вслед за сим будет назначена в военные училища и школы прапорщиков, полагаем, что было бы более удобным установить для этих молодых людей во время их пребывания в подготовительных батальонах обращение на Вы.
Командиры этих батальонов должны обладать соответствующим тактом для успешного ведения дела воинского воспитания интеллигентной студенческой молодежи, почему надлежащий выбор таковых представляется весьма затруднительным."

Однако затруднительным оказался не только подбор педагогов-офицеров для рядовых из студентов, но и сам призыв учащихся вузов.
Из 3566 студентов Москвы и Петрограда, подлежавших призыву в марте 1916 года, явилось и оказалось годными к военной службе менее трети - всего 1050. Остальные уклонились по теми или иными предлогами разной степени законности.
При этом в разгар мировой войны в Российской империи просто отсутствовало какое бы то ни было уголовное наказание для студентов, уклоняющихся от воинской повинности.
Когда Военное министерство в июле 1916 года впервые озаботилось этим вопросом, предложив наказать студентов, уклонившихся от весеннего призыва, то Министерство внутренних дел вдруг выступило против, напомнив, что закон обратной силы не имеет.

Заметим, что вся эта бюрократическая игра в законность происходила в июле 1916 года, в разгар ожесточенных и кровопролитных боев.
За этот месяц только в ходе Брусиловского прорыва в Галиции русская армия потеряла убитыми и ранеными почти полмиллиона человек, а в Белоруссии, при попытке отбить у немцев город Барановичи, только лишь за первую линию немецких траншей русская армия заплатила 80 тысячами человек.
Огромные потери привели к тому, что на должности младших офицеров стали назначать кого угодно, лишь бы с достаточным образованием, включая так называемых неблагонадежных.
Например, в Царицыне, где всего через 3 года взойдет политическая звезда Сталина, в июне 1916 года был сформирован Подготовительный студенческий батальон, куда направлялись все неблагонадежные элементы из образованных, включая лиц, находившихся под негласным надзором полиции за принадлежность к революционному подполью.
В итоге из этого батальона вышло несколько десятков активных деятелей будущей революции - от ведущего идеолога сталинизма Андрея Жданова до одного из руководителей советской внешней разведки Льва Фельдбина или главного советского специалиста по творчеству Маяковского Виктора Перцова.

В итоге к началу 1917 года четыре десятка школ прапорщиков сумели справиться с нехваткой командных кадров на фронте, но одновременно резко изменился социальный и политический облик Русской императорской армии - младшее офицерство уже совсем не отличалось лояльностью к власти. Все это и сказалось решающим образом в феврале 1917-го.
В мае 1917 года, уже на следующий день после своего назначения военным министром, Александр Керенский издал приказ о допуске к производству в прапорщики всех нижних чинов в званиях унтер-офицеров, вне зависимости от уровня образования, но с опытом службы не менее четырех месяцев во фронтовых частях. Правительство готовило на июнь большое летнее наступление русской армии, для чего требовалась масса младших командиров.
Наступление Керенского провалилось и германские войска на русском фронте начали свое контрнаступление. К осени кризис русской армии начал переходить в откровенный развал.
Временное правительство пыталось поправить положение на фронте любыми лихорадочными мерами. Например, 28 сентября 1917 года к производству в чин прапорщика было разрешено допускать даже женщин, проходивших службу в добровольческих "ударных" частях, прозванных в народе "батальонами смерти".

Знак об окончании школы прапорщиков.

1917 год не просто ликвидировал нехватку младших командиров, но и создал их избыток за счет понижения качества подготовки и отбора кадров.
Если с 1914 по 1917 год армия получила около 160 тысяч младших офицеров, то только за первые 10 месяцев 1917 года в стране появилось свыше 70 тысяч новых прапорщиков военного времени. Это новые офицеры не только не укрепили фронт, но наоборот, лишь усилили политический хаос в стране и армии.
Поэтому, едва захватив власть, большевики сразу же попытались сократить офицерский корпус. Уже 1 ноября 1917 года приказом народного комиссара по военным и морским делам Николая Крыленко отменялись все выпуски в офицеры из военно-учебных заведений и запрещалась организация набора новых юнкеров в военные училища и школы прапорщиков.
В итоге именно этот приказ привел к массовой борьбе обиженных юнкеров против большевиков - от московских перестрелок в ноябре 1917-го до первого "ледяного похода" в феврале следующего года.
Так Россия из мировой войны вползала в гражданскую, на фронтах которой по все стороны будут активно сражаться друг с другом бывшие выпускники школ прапорщиков.

И государственные деятели . После долгих уговоров, в том числе при участии попечителей в Лондоне , куда Бейли заранее решил пожертвовать картины, Коуп принял предложение взяться за огромных размеров полотно, на котором должны были быть изображены 22 морских офицера Британской империи. Выбор Коупом данной темы был обусловлен его собственным интересом к Королевскому военно-морскому флоту , в связи с чем он признавался, что чувствует себя «немного моряком». Спустя два года, в 1921 году, работа над картиной была закончена, после чего она выставлялась в Королевской академии , а затем была передана в коллекцию Национальной портретной галереи. В течение более 50 лет, с 1960 года, работа не выставлялась из-за своего плохого состояния. В 2014 году, к столетию со дня начала Первой мировой войны, картина была наконец отреставрирована и заняла полагающееся ей место в зале Национальной портретной галереи.

История

Артур Стокдейл Коуп

В ноябре 1918 года арт-дилер Мартин Леггатт позвонил по телефону директору Национальной портретной галереи в Лондоне Джеймсу Милнеру , чтобы обсудить с ним заказ южноафриканского финансиста сэра Абрахама Бейли, 1-го баронета Бейли , желавшего сохранить на картине память о «великих воинах, бывших орудием спасения империи» и «доблестных моряках, разделивших величие победы», продемонстрировав тем самым, как «империя ведёт успешную политику в таких далеко находящихся от неё колониях». После консультаций Милнера и председателя Попечительского совета галереи лорда Диллона с баронетом Бейли было принято решение о расширении заказа. Бейли согласился разделить заказ на две картины, на которых были бы изображены отдельно представители армии и флота, а затем добавил ещё и третью - с государственными деятелями. Решение о выборе художников для написания картин Бейли оставил на волю попечителей галереи, несмотря на то, что он обладал большим состоянием и легко мог позволить заказать работу у любого художника того времени за любые деньги . Выбор пал на Артура Стокдейла Коупа , известного английского художника . За свою творческую карьеру, начавшуюся в 1876 году, Коуп выставил в Королевской академии художеств и Королевском обществе портретистов более двух сотен картин, натурщиками для которых в том числе были британские монархи Эдуард VII , Георг V и Эдуард VIII , кайзер Вильгельм II и архиепископ Кентерберийский . Находясь под влиянием Уолтера Сикерта и Джеймса Уистлера , в своём творчестве Коуп использовал «мутную» палитру коричневых и серых оттенков кремовых и бежевых тонов с небольшими вкраплениями красного цвета в сочетании со светотенью , что придавало его картинам, исполненным в традиционном стиле , эффект драматизма . Помимо этого, Коуп был близким другом директора военно-морской разведки вице-адмирала Уильяма Холла , что вполне могло повлиять на уровень понимания художником того предмета, который ему было поручено изобразить .

10 января 1919 года председатель Попечительского совета галереи лорд Диллон в письме Коупу попросил его исполнить один из заказов Бейли :

Попечители приняли предложение о написании в дар этой галерее трёх групп самых выдающихся современников британской национальности в память об их службе Империи во время Великой войны. Жертвователь пожелал пригласить трёх разных художников для написания этих групп и оставил выбор кандидатур на волю наших попечителей. Я по пожеланию моих коллег и от их имени хочу узнать у Вас, готовы ли Вы написать одну из этих групп, а именно ту, которая представляет государственных деятелей.

Оригинальный текст (англ.)
The Trustees have accepted an offer to have painted for presentation to this Gallery three groups of the most distinguished contemporaries of British nationality to commemorate their services to the Empire during the Great War. The donor, who desires that three different artists should be invited to paint these groups, has left the nominations in the hands of the Trustees. I am desired by my colleagues to enquire on their behalf whether you would be willing to undertake to paint one of these groups, namely that representing the statesmen.

Через два дня Коуп направил лорду Диллону ответное письмо, в котором высоко оценил честь, оказанную ему предложением о написании одного из групповых портретов, отметив, что «я не знаю, предполагается ли вообще, что художникам будет предоставлена свобода выбора своего предмета, но, при всём уважении, я бы - если бы это было возможно - в значительной степени предпочёл бы написать полотно с военными моряками, чем с государственными деятелями». Коуп пояснил, что причины этого решения сформировались под влиянием мнений многочисленных друзей и собственного интереса к флоту, признавшись в том, что он «сам немного моряк», в то время как в отношении к политике - «немного холоден». После этого предложение о написании группы государственных деятелей было направлено Джону Сингеру Сардженту , однако он тоже отказался, но в то же время взялся за картину «Генералы Первой мировой войны », тогда как к работе над полотном «Государственные деятели Первой мировой войны » приступил Джеймс Гатри . По словам историка Майкла Говарда , отказавшись писать портреты государственных деятелей, Коуп и Сарджент таким образом выразили широко распространённое среди общественности мнение о том, что именно политики причастны к развязыванию войны. В конце концов попечители согласились с предложением Коупа и отдали ему заказ на картину в память о высших офицерах Королевского военно-морского флота , участвовавших в Первой мировой войне .

Список офицеров, которых нужно было изобразить на картине, был составлен секретарём Адмиралтейства сэром Освином Мюрреем в декабре 1918 года по предложению попечителей галереи. Мюррей внёс в список 20 кандидатур, к которым позднее были добавлены ещё два первых морских лорда - Баттенберг и Уэмисс . Не желая иметь ничего общего с этим проектом, от изображения на картине отказался адмирал флота Джон Фишер, 1-й барон Фишер (первый лорд Адмиралтейства в 1914-1915 годах), ещё в 1918 году вышедший со скандалом на пенсию по просьбе Черчилля и с тех пор ни с кем не общавшийся. В список по различным причинам, в том числе из-за непопулярности в среде общественности или из-за нехватки места на картине, не были включены адмирал флота сэр Генри Джексон (первый лорд Адмиралтейства в 1915-1916 годах), а также Дадли де Чайр и Реджинальд Таппер .

Композиция

Нельсон (Гуццарди)


Портрет Нельсона и циферблат в интерьере зала заседаний Адмиралтейства		Циферблат флюгера в зале заседаний Адмиралтейства

Картина написана маслом по холсту, а её размеры составляют 264,1 × 514,4 см . На картине изображены 22 высших офицера Королевского военно-морского флота, составлявшие примерно 10 процентов от всего числа адмиралов, находившихся на службе в 1914-1918 годах . Они сидят и стоят в зале заседаний Совета Адмиралтейства в старом здании Адмиралтейства в Уайтхолле , созданном в 1725 году по проекту архитектора Томаса Рипли и перестроенном в XIX веке . Зал отделан массивными деревянными панелями с колоннами классического стиля и декоративной резьбой на морские темы, в том числе с изображением навигационных инструментов . В центре стены зала размещён встроенный в панели циферблат, относящийся к XVIII веку и показывающий направление ветра в данный момент с помощью закреплённого на крыше флюгера. По обеим сторонам от циферблата висят две картины с эпизодами морских сражений парусной эпохи . С левой стороны на стене находится портрет Горацио Нельсона в полный рост кисти Леонардо Гуццарди , как бы напоминающий зрителю о великих военных победах прошлого, в частности о Трафальгарском сражении , во время которого сам адмирал и погиб . Примечательно, что важные стратегические вопросы обсуждались не в данном зале, а в кабинетах первого или второго морских лордов, где имелись соответствующие карты и документы. Плодом воображения художника оказались также позы и расположение фигур морских офицеров, некоторые из которых даже никогда не заходили в этот зал Адмиралтейства. Однако Коуп расположил героев своей картины более естественным образом, чем Сарджент, но одновременно не в такой активной беседе, как Гатри .

Фотогравюра по картине, 1920-е годы

В центре холста, буквально в центре событий, перед столом стоит первый военно-морской лорд граф Битти , будто переглядывающийся с Нельсоном для получения одобрения на свои действия во время войны. Тируитт и Киз стоят рядом с Битти, но при этом на некотором отдалении с соблюдением какой-то субординации в ожидании приказа. Слева, под портретом Нельсона, стоят три самых преданных Битти адмирала - Александер-Синклер , Кован , Брок , и это опять же может навести зрителя на мысль о том, что тот является наследником гения Нельсона . На левой стороне стола справа от портрета Нельсона и под левым краем одной из картин отдельной группой стоят три адмирала - сэр Арбутнот , сэр Крэдок и сэр Худ . Все они погибли в военное время - Арбутнот и Худ в Ютландском сражении , Крэдок в сражении при Коронеле , и портреты оказались посмертными. Разместив их в самом дальнем от зрителя углу комнаты, художник, возможно, намекнул на то, что они уже становятся частью истории и наследия военно-морского флота, - так же, как сам Нельсон . Около правой стороны стола в одиночестве стоит барон Уэмисс , разругавшийся с Битти во время передачи дел ему как своему преемнику на посту первого морского лорда. Рядом находятся фигуры графа Джеллико и его начальника штаба баронета Мэддена , которые являются наиболее символическими образами картины. Присев на край стола спиной к Битти, Мэдден наклонился к Джеллико, в отрешённости сидящему на стуле и погружённому в свои думы, что может навести зрителя на мысль о том, сколько времени в полные тревоги первые дни войны они проводили в долгих дискуссиях после создания Большого флота. На столе в пространстве между Битти и Джеллико разложены бумаги и карты времён Ютландского сражения, что, возможно, является намёком художника на их конфликт того периода по поводу оценки эффективности принятых решений. По мнению критиков, Джеллико тут показан как человек, погрязший в прошлом, проводивший свои послевоенные дни в Британской библиотеке за изыскиванием каждой крупицы информации о своей роли в сражении, тогда как Битти - человек, заглядывающий за горизонт, он - будущее и надежда флота .

Как указывали критики, и сама картина наводит на мысль о том, что флот погружён в своё прошлое - призраки Нельсона и погибших на войне адмиралов, устаревшие уже как полвека парусные корабли, стены из дерева в век железа и стали, да и сам зал, в котором обсуждались ещё победы над Наполеоном и где даже нет телефона. Некоторым намёком на предстоящие бурные времена можно посчитать циферблат: он указывает не на Францию (традиционный британский враг), а на северо-восток - через Северное море прямо на Германию , которая только что вроде бы уже была побеждена . Битти смотрит вдаль, в то время как его подчинённые в тревоге и надежде обсуждают путь в будущее, который ещё предстоит пройти, встретившись с последствиями международного ограничения вооружений, озабоченностью казначейства, сопротивлением политиков и проблемами судостроителей. Тем не менее Великобритания выйдет победителем уже из Второй мировой войны , с дополнительно выбитыми на памятниках именами тысяч убитых моряков и офицеров, в том числе и двух адмиралов: Ланселота Холланда и Томаса Филлипса , потонувших вместе со своими кораблями «HMS Hood » и «HMS Prince of Wales », - их призраки, вероятно, присоединились бы к адмиралам Первой мировой войны в старом зале Адмиралтейства .

Адмирал сэр Эдвин Александер-Синклер - командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1915-1917) и 6-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1920);
Адмирал сэр Уолтер Кован, 1-й баронет Кован - командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1921);
Адмирал сэр Осмонд Брок - начальник штаба Большого флота (1916-1919);
Адмирал сэр Уильям Гуденаф - командир 2-й эскадры лёгких крейсеров (1913-1916);
Контр-адмирал сэр Роберт Арбутнот, 4-й баронет Арбутнот - командир 1-й эскадры крейсеров (1915-1916);
Адмирал сэр Кристофер Крэдок - главнокомандующий в Северной Америке и Вест-Индии (1913-1914);
Контр-адмирал сэр Хорас Худ - командир 3-й эскадры линкоров (1915-1916);
Адмирал флота сэр Реджинальд Тируитт, 1-й баронет Тируитт - командующий силами миноносцев в Харидже (1914-1918);
Адмирал Роджер Киз, 1-й барон Киз - командующий Дуврским патрулём (1917-1918);
Адмирал Дэвид Битти, 1-й граф Битти - командир 1-й эскадры линкоров (1913-1916), главнокомандующий Большим флотом (1916-1919);
Вице-адмирал сэр Тревельян Нейпир - командир 2-й эскадры лёгких крейсеров (1914-1915), командир 3-й эскадры лёгких крейсеров (1915-1017), командир 1-й эскадры лёгких крейсеров (1917-1918), командующий силами лёгких крейсеров (1918-1919);
Адмирал сэр Хью Эван-Томас - командир 5-й боевой эскадры (1915-1918);
Адмирал сэр Артур Левесон - командующий Австралийским флотом (1917-1918);
Адмирал сэр Чарльз Мэдден, 1-й баронет Мэдден - начальник штаба Большого флота (1914-1916), командир 1-й боевой эскадры (1916-1919);
Адмирал флота Росслин Уэмисс, 1-й барон Уэстер Уэмисс - первый морской лорд (1917-1919).

Александер-Синклер, Кован, Брок, Гуденаф, Арбутнот, Крэдок, Худ, Тируитт, Киз, Битти, Нейпир, Эван-Томас, Левесон, Мэдден, Уэмисс
Браунинг, де Робек, Пакенем, Бэрни, принц Баттенберг, Стэрди, Джеллико

Адмирал сэр Монтегю Браунинг - командир 3-й эскадры крейсеров (1916), главнокомандующий в Северной Америке и Вест-Индии (1916-1918), командир 4-й боевой эскадры (1918-1919);
Адмирал флота сэр Джон де Робек, 1-й баронет де Робек - командующий на Средиземном море (1915-1916), командир 2-й боевой эскадры (1916-1919);
Адмирал сэр

Среди почетных наград за подвиги, совершенные во славу Отечества, особым почетом пользовалась группа, объединенная словом «георгиевский». Георгиевские награды (будь то орден, медаль или оружие) вручались исключительно за боевые отличия. В дореволюционной России они являлись синонимами таких понятий, как Отвага, Мужество и Честь. Статут ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия гласил: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену св. Георгия за воинские подвиги; удостаивается же оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнял во всем по присяге, чести и долгу, но сверх того ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особенным отличием».
К Георгиевским наградам относились: орден св. Великомученика и Победоносца Георгия, Знак Отличия этого ордена, Георгиевские кресты, Золотое оружие, Георгиевские знамена, штандарты, флаги (кормовой и знаменный), вымпелы и Георгиевские трубы. По новому статуту ордена св. Георгия 1913 г. медаль «За храбрость» тоже была отнесена к разряду Георгиевской и «установлена для пожалования нижних воинских чинов за проявленные ими в военное или мирное время подвиги мужества и храбрости».
После Февральской революции приказом Верховного Главнокомандующего А.А. Брусилова от 29 июня 1917 г. было разрешено награждать офицерским Георгием солдат, исполнявших на поле боя обязанности начальника и проявивших при этом храбрость. Одновременно офицеры по решению общего собрания чинов подразделения могли за отличия удостаиваться награждения солдатским Георгиевским крестом. В обоих случаях на ленточке Знака Отличия добавлялась металлическая лавровая ветвь. Так и стала эта награда называться неофициально «Георгий с веточкой». Такой крест высоко ценился в армейской среде — достаточно сказать, что офицерами солдатский Георгий должен был носиться выше всех других орденов, кроме Георгия IV степени.
В Первую мировую войну офицерский орден св. Георгия I степени не выдавался, II степень награды заслужили четверо российских подданных, III степень — 53 человека, IV степень — почти 4 тыс. человек.
Кавалерами II степени ордена св. Георгия были командующие фронтами генералы Н.Н. Юденич, Н.И. Иванов, Н.В. Рузский и Великий князь Николай Николаевич Младший.
Из этих военачальников наиболее известно имя Николая Николаевича Юденича — одного из вождей белой армии в 1918-1919 годах. В Первую мировую войну он воевал на Кавказском фронте против турок. Свою первую Георгиевскую награду, орден Георгия IV степени, Юденич получил «за разгром 3-й турецкой армии с пленением 9-го турецкого корпуса и остатков двух дивизий 10-го и 11-го корпусов» в знаменитой Сарыкамышской операции в 1914-1915 годах. Русские войска неожиданным, хорошо организованным контрударом разгромили наступавшую 3-ю турецкую армию. Противник потерял до 90 тыс. человек, общие же потери русских войск не превысили 20 тыс. человек.
Обе следующие свои Георгиевские награды, ордена III и II степеней, Юденич получил за удары по той же 3-й турецкой армии, противостоявшей русской Кавказской армии. Орден Георгия III степени Николай Николаевич заработал за разгром правого крыла этой армии, составлявшего 90 батальонов пехоты (почти половину всей 3-й турецкой армии). После завершения данной операции летом 1915 г. Юденич, уже командующий Кавказской армией, стал носить два белых Георгиевских креста — один на груди и один на шее.
Ровно через год Кавказская армия осуществила одну из самых успешных операций всей войны, Эрзурумскую, названную по городу-крепости, захваченной у турок во время сражения. Снова 3-я турецкая армия понесла большие потери (66 тыс. человек, в том числе 13 тыс. пленными, а также всю артиллерию), а генерал Юденич получил право носить знаки отличия ордена св. Георгия II степени — большой белый крест на шее и четырехугольную золотую звезду на груди с надписью «За службу и храбрость».
Среди награжденных III степенью ордена Георгия за Первую мировую войну — генерал-лейтенант А.Е. Гутор, главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта в мае - июле 1917 года, в числе первых перешедший после Октября на сторону революции. Однако большинство генералов-кавалеров ордена св. Георгия III степени сражались на стороне контрреволюции. Достаточно назвать фамилии Л.Г. Корнилова, А.М. Каледина, Н.Н. Духонина, А.И. Деникина, Ф.А. Келлера.
Полковник Н.Н. Духонин первую Георгиевскую награду получил за рекогносцировку укреплений крепости Перемышль в сентябре 1914 г. Перемышль вскоре был взят, а Духонин награжден Золотым Георгиевским оружием. В следующем, 1915 г. он, будучи командиром 165-го пехотного Луцкого полка, в течение одного месяца (мая) лично возглавил две атаки своих подчиненных, увенчавшиеся успехом. Было взято 1,2 тыс. пленных, 15 пулеметов и другие трофеи. За этот подвиг Духонин стал кавалером ордена Георгия IV степени.
Говоря о Георгиевских кавалерах Первой мировой войны, нельзя не вспомнить генерала Алексея Алексеевича Брусилова. Он был награжден орденом Георгия IV степени в первый же месяц войны за успешную операцию по взятию Львова и Галича, завершившуюся 22 августа. 9-я армия, которой командовал Брусилов, пересекла 7 августа государственную границу и в течение двух недель нанесла несколько серьезных поражений австрийцам. Эти успехи стали важной частью грандиозной Галицийской битвы между русскими и австрийскими войсками.
Следующую, III степень этой награды Алексей Алексеевич получил за отличие при завершении Галицийской битвы, в результате которой австрийцы были вынуждены очистить Галицию, потеряв при этом 400 тыс. человек. Орден был вручен ему в сентябре 1914 г.
Самой выдающейся операцией на Русском фронте в годы Первой мировой войны стал Брусиловский прорыв. Его осуществили войска Юго-Западного фронта, которым командовал генерал Брусилов.
Юго-Западный фронт имел в полосе наступления небольшое превосходство над пятью австро-германскими армиями в живой силе — 573 тыс. штыков против 448 тыс., легкой артиллерии —1,7 тыс. орудий против 1,3 тыс. Однако русские значительно уступали противнику в тяжелой артиллерии — 168 орудий против 545.
Командующий фронтом сумел перед началом наступления создать на участках прорыва превосходство в силах и средствах: в пехоте в 2-2,5 раза, в артиллерии в 1,5-1,7 раза. Резерв фронта составляли свыше пяти пехотных дивизий, хотя для развития успеха этих сил явно недоставало.
Перед наступлением в войсках провели тщательную подготовку. Особое внимание уделялось разведке обороны противника. Плацдармы для прорыва подготовили в инженерном отношении, создав в каждом по шесть-восемь параллельных траншей. Войска обучали преодолевать вражеские позиции, состоявшие из двух-трех укрепленных полос.
Широкомасштабная операция Юго-Западного фронта готовилась в строжайшей тайне. Это позволило в известной степени достигнуть внезапности при прорыве позиций австро-германских армий. Кстати, идеи генерала Брусилова широко применялись нашими полководцами в годы Великой Отечественной войны.
Известны также случаи посмертного награждения в Великую народную войну орденом Георгия, что его статутом не предусматривалось. Отмечено более 200 случаев, когда описание подвига заканчивается словами: «Смертью своей запечатлел героический подвиг». Такое награждение за один только 1915 год в архивных документах встречено 57 раз.
В июне 1916 года командир 183-го пехотного Пултусского полка полковник Евгений Говоров, как написано в представлении к награде, «бросился во главе своих подчиненных в атаку на орудийную неприятельскую батарею, с боем взял ее, но сам погиб сраженный пулей, запечатлев славной смертью содеянный геройский подвиг». Посмертно Говоров был произведен в генерал-майоры и уже в этом чине удостоен ордена св. Георгия III степени.
В 1913 г. появился новый статут ордена св. Георгия. Причисляемое к этому ордену Золотое оружие получило новое официальное название: Георгиевское оружие и Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами. Маленький эмалевый крестик ордена св. Георгия стал помещаться на всех видах этого оружия. Разница была лишь в том, что на оружии с бриллиантами и крестик украшался драгоценными камнями. На оружии генерал-лейтенантов и полных генералов надпись «За храбрость» заменялась иногда указанием на подвиг, за который пожалована награда. С этого времени Георгиевское оружие официально получает не золотой эфес, а лишь позолоченный. Правда, в примечании к статуту указывалось, что «эфес и приборные металлические части ножен разрешается изготовлять из золота за счет самого награжденного».
В Первой мировой войне Георгиевское оружие стало одним из самых почетных видов наград. По своему значению оно шло сразу после ордена св. Георгия IV степени.
Первым награжденным Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами, за бои с 21 августа по 10 сентября 1914 г. стал генерал от инфантерии П.А. Лечицкий, командующий 9-й армией, пожалованный 23 сентября и получивший Грамоту на эту награду № 1.
20 июня 1916 года была пожалована Георгиевская шашка, украшенная бриллиантами, Главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта генералу от кавалерии А.А. Брусилову с надписью «За поражение австро-венгерских армий на Волыни, в Буковине и Галиции 22-25 мая 1916 г.».
Изготовление и посылка наградного бриллиантового оружия заняли много времени, и лишь 13 июля 1917 г. Георгиевская шашка для Брусилова стоимостью 3 тыс. рублей была отправлена.
Генералы и офицеры были главными действующими лицами на полях сражений в Первую мировую войну. Огромные потери среди офицеров, большое количество награждений командного состава свидетельствуют о высоком чувстве патриотизма, мужестве и храбрости руководящего состава русской армии. Офицеры личным примером вели за собой подчиненных, извечным призывом «Делай, как я!» поднимали солдат в атаку. Наглядный пример начальников побуждал и нижние чины воевать также мужественно и отважно.

Александр СУМСКОЙ

Возможно, будет полезно почитать: